Показуха

Показуха таилась в пазухе,
иногда вылезала подлая:
обнажалась и суть девичья,
открывалась и грудь голая!

Писательская койка

Юрка работал "Ростовгорстрое" и, как это водится у ростовских строителей, любил посидеть за бутылочкой в хорошей компании. Нельзя сказать, чтобы он уже стал хроническим алкоголиком, но в медвытрезвителе на Баумана за ним была закреплена постоянная койка – почётная – возле самого входа и поближе к батарее. Местные завсегдатаи её так и прозвали –Юркина койка.

Тем не менее душа у Юры была высокого полёта. В российской глубинке такое встречается не редко: через горлышко господина Гранёныча, как через магическую русскую призму, видится порой что-нибудь необыкновенное среди обыденного.

И вот – Юрка, видимо насмотревшись всякой всячины, незаметно для самого себя увлёкся художественной литературой – ну стишки там, рассказики пописывать стал. Даже у кореша печатную машинку за ящик марочной водки выменял. Надо сказать – для точности – в "Ростовгорстрое" палёнку уже никто не употребляет.

Вскоре, между посещениями престижного заведения на Баумана, Юрка начал похаживать на занятия в литературный клуб. Сразу же в Ростове-на-Дону возникло несколько популярных анекдотов, Юркины подвиги, бессомнения, заслуживали того! Будучи машинистом экскаватора и, по совместительству, трубоукладчика Юрка двенадцать раз умудрился попасть в медвытрезвитель. Однако каждый раз его утром уважительно будили:

– Господин машинист – вы уже протрезвели?...

Вместе с тем Юрка был личностью возвышенной: любил читать по вечерам Пушкина, а иногда даже сам пописывал немудрёные четверостишья. Однажды Юрка показал свои опусы местным маститым литераторам, и через некоторое время его приняли-таки в литклуб. Так с тех пор машинист наш возомнил из себя невесть что – особенно после третьей стопки – он уже и не машинист никакой, а самый настоящий писатель. И пусть в литклубе его чаще ставили на другую должность – графоман, только Юрка и от этого возносился почти до небес. И вот, когда его в 13-й раз задержали в чрезмерном подпитии, он, вместо документов, предъявил визитку того самого литклуба.

- Так! – с усмешкой произнёс сержант. – Пушкин – чтобы мы тебя здесь, таким тёпленьким больше не видели!

Всё-таки  13-е число не счастливое…

В литклубе Юрку поначалу немного остерегались – поскольку вся хилая русская интеллигенция всегда побаивается откровенности простых работяг – отчего вежливо называли удачливым классиком среди графоманов. Но Юрка не обижался и даже отвечал обидчикам:

– Любой поэт  может быть при этом ещё экскаваторщиком; только далеко не любой экскаваторщик способен стать ещё и хотя бы сносным графоманом! Дело здесь – мне думается – от части в усердии, ведь ещё В.В. Маяковский писал о том, что надо перерывать, единого словечка ради, тысячи тонн словесной руды. Значит – чем усерднее копаешь – тем лучший из тебя может получиться поэт или хоть графоман!

– При этом, – рассудительно добавлял Юрка, – если хороший графоман становится экскаваторщиком – труд становится более поэтичным и выглядит благороднее; но если плохой, недобросовестный экскаваторщик пытается стать поэтом – поэзия прячется под землю, видимо от стыда…

Подобно всем, кто слегка под мухой, графоман-экскаваторщик любил теперь прихвастнуть: я хоть и маленький, но уже писатель. Старые собутыльники над Юркой – понятное дело – посмеивались, однако первая койка на Баумана как-то вдруг стала называться писательской…

Юморесочная закусочная

*

Медвытрезвитель – санаторно-курортное заведение городского типа, для любителей нездорового образа жизни.

* *

Чертей попрошу не беспокоить – выхожу из запоя просветлённым!

* * *

Математический предел алкоголика – количество дней, проведённых вне вытрезвителя, неизбежно стремится к нулю.

* * * *

Последняя стадия морального разложения  - сбился со счёта: сколько раз побывал в вытрезвителе.

* * * * *

Объявление в вытрезвителе на Баумана: писателькую койку по понедельникам,  четвергам и пятницам убедительная просьба        

не занимать!