Г. Ф. 

И ту звезду, и целое созвездье,
 и тот цветок, и ветку целиком,–
всё рифмой обовью, уняв сердцебиенье!
Всё дивно оплету, сроднившись с пауком,
чтобы сошлась в моём сооруженье,–
вся мощь писательских трудов

не обуздать пятнадцати каменам
такую прыть рифмованных рядов …
И чёткая возможность отрицания
не знает процедуры вычитания:
Дотошный плюс – Гигантский интеграл
изъял из дум сверхсложный радикал…
Ко всем мирам –
к разгадке тяготенья проникал!

З. Х. 

Твои ошибки вышли б слишком шибки,
когда решил ты покорять сердца,
мечтал сойти за серого глупца, –
Но быстро раскусили хитреца:
мешали рифмы – слишком были гибки.
Хотел беспечно покорить сердца –
с полсотни – мол мне хватит до конца…
Ты не учёл лирической ошибки:
Всех покоришь! Когда катрены гибки.
Ты упустил технический момент:
когда созвучен песенный фрагмент,
сердца прочнее нежели цемент.
И дуло заржавело в одночасье,
оставив не у дела тот обрез,
что метил разом все обиды счесть –
но снова слышен визг слесарных фрез …

О. М.

Как в страшном сне всё то происходило:
с утра, усевшись на перила,
я написать сонет решила –
Но тут – как бес на паперти, сосед Гаврила?
Он так особо взглянул на перила,
что мне дыханье вмиг перехватило,
и я свой стих невольно упустила!
Лист полетел, его поймал Гаврила.
Кому назло природа дерзко пошутила?!
Врагу не пожелать, что сердцем пережила!
«Вот чудеса? Катрен?! Как видно для сонета?»–
Заговорил сосед со знаньем дела.
А у меня внутри похолодело:
найдётся ль хоть один, кто не писал сонета?!